Пристально оглядев Хому, он хрипло спросил без обычной злобы и неприязни:

– Ты понимаешь, что здесь происходит?

Позади бурсака снова раздался выстрел.

– Что за черт?! – Язва в ужасе пригнулся и вытаращил глаза за спину парню.

Оглянувшись, Хома увидел чумака, сидящего у стены. Точнее то, что от него осталось. Подбородок и часть головы превратились в бесформенное месиво, кровь с мозгами разметались по черным блестящим стенам замка. Тяжелое ружье с грохотом упало на пол подле него.

– Застрелился,– в отчаянии прошептал Хома.

Вглядевшись в блестящую темную стену позади чумака, бурсак увидел, как кровь и мозги стали быстро впитываться, пока не исчезли без следа. Стена снова стала чистой и гладкой.

– Казимир что, застрелился?! – потрясенно прошелестел Язва, хватаясь за голову.– Что здесь происходит?!

– Это замок! – в ужасе выкрикнул парень неожиданно тонким голосом.– Черный камень высасывает из нас кровь и силы! Те, кто не выдерживает, сходят с ума!

– Да как же это… – Язва попятился от него и чуть не упал, скатившись с лестницы.

– Скорее! Нужно уходить! – бурсак ринулся вниз.– Или мы тоже умрем.

– Погоди! – трусливо выкрикнул чумак и полетел через три ступени вниз, опережая Хому.

Бурсак, боясь рухнуть и покатиться по лестнице, более осторожно двигался на ватных, подкашивающихся ногах. Ужас и паника подгоняли его, но бежать быстрее Хома все равно не мог.

Не помня как, парень добрался до двери в темноте. Облокотившись на нее спиною, держа саблю в руках, возле двери сидел изможденный Братислав, худой как щепка. Различив в темноте силуэт Язвы, оторопело уставившегося на него и не знающего, что делать, атаман слабо улыбнулся сухими губами. Его лицо было мертвенно-бледным и осунувшимся, движения медленными и заторможенными.

– Братислав! Как ты? – Язва взволнованно склонился над атаманом, но тот, казалось, не понимал его вопроса.

Дернув дверь, Хома вдруг в ужасе осознал, что она не открывается.

– Заперто… – вяло прошептал он.

– А ну-ка, погоди,– Язва испуганно поглядел на Хому и, отодвинув атамана, как маленького непонятливого ребенка, который к тому же все время норовил повалиться в сторону, ударил плечом по двери. Она не поддалась. В страхе Хома налег на дверь вместе с ним. Она не сдвинулась даже на миллиметр. Осознав, что они в ловушке, так как ужасающий черный камень был повсюду, бурсак в отчаянии бросился к окну. Ощупав крепкие решетки, Хома понял, что у них нет никаких шансов выбраться из замка. Они останутся здесь и умрут вместе с остальными.

Застонав, Язва пошатнулся и опустился на пол возле атамана, который беспомощно свесил голову на грудь, пуская слюни на кафтан. Чувствуя слабость и тошноту, бурсак медленно присел, стараясь не касаться опасной стены.

Стрельба и лязг металла между тем стихли. В тишине из темноты раздавались лишь жалобные стоны и хрипы, которые с каждой минутой становились все слабее.

Сердце парня бешено стучало от ужаса, но он чувствовал, как оно постепенно замедлялось, словно становилось слабее.

«Еще немного, и амулет не поможет. Я скоро умру» – эта мысль совершенно не тревожила бурсака, но где-то далеко жужжала досада, что смерть оказалась такой нелепой. Все последние дни своей жизни Хома опасался, что его растерзает, разорвет на куски кровожадная страшная нечисть, но вместо этого его медленно убивал проклятый черный камень, от которого нельзя было убежать и с которым невозможно было сражаться.

– Черный камень… черный камень… – вяло повторял парень, и вдруг его осенило.

С трудом поднявшись, Хома прошагал на тяжелых ногах мимо атамана, глаза которого были ужасающе выкачены, а изо рта густо шла пена, и склонился к Язве. Чумак тяжело и часто дышал, в страхе тараща глаза, но в целом пока держал себя в руках.

– Я знаю, что нам делать,– прошептал ему Хома в самое ухо.– Вставай, мы должны идти.

Тучный Язва, поднимаясь, оперся на Хому, и бурсак едва не упал на пол.

– Нам нужно в служебную часть замка,– он махнул рукою туда, где в темноте начинался узкий коридор на половину прислуги.

Язва непонимающе поглядел на него, и тогда Хома поспешил объяснить:

– Ты помнишь, в служебной части нет черного камня, только известняк. Ты же сам говорил.

По-прежнему слабо понимая, Язва хрипло и беспомощно попросил:

– Надо взять с собою Братислава.

Хома кивнул, соглашаясь. Обхватив атамана за тонкие руки, они подняли его с двух сторон. Тело Братислава казалось совершенно невесомым. Длинные ноги волочились по полу. Пробираясь на ощупь в темноте, Хома и Язва внесли атамана в узкий коридор.

Боль крутила им мышцы, жажда иссушала горло, но они из последних сил молча шли. Трясущейся рукою Язва вынул нательный крест и, поцеловав его, оставил поверх рубахи. Дрожа всем телом, бурсак громко, как только мог, запел молитву, знаменуя себя крестом:

– Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его, и да бежат от лица Его ненавидящии Его. Яко исчезает дым, да исчезнут; яко тает воск от лица огня, тако да погибнут беси от лица любящих Бога и знаменующихся крестным знамением, и в веселии глаголющих: радуйся, Пречестный и Животворящий Кресте Господень, прогоняяй бесы силою на тебе пропятаго Господа нашего Иисуса Христа, во ад сшедшаго и поправшего силу диаволю, и даровавшаго нам тебе Крест Свой Честный на прогнание всякаго супостата. О, Пречестный и Животворящий Кресте Господень! Помогай ми со Святою Госпожею Девою Богородицею и со всеми святыми во веки. Аминь.

Ничего не различая перед собою, Хома упрямо переставлял непослушные ноги, слыша лишь тяжелое дыхание, уже не различая, чье оно, чувствуя кислый запах пота и плесени.

Не в силах идти дальше, Язва то и дело останавливался, испуганно таращась по сторонам, и каждый раз Хома убеждал крепкого, тучного чумака сделать новый шаг. И снова пел молитву. Пусть Язву и не защищал амулет, как бурсака, но чумак стойко держался, хотя с каждой минутой становился все бледнее.

Невероятными усилиями они одолели коридор и увидели перед собой множество дверных проемов.

– Туда,– тяжело прохрипел Язва, который был уже совсем плох, указав куда-то в темноту. С тревогой поглядев на него, Хома перевел взгляд на атамана: глаза Братислава были плотно закрыты, голова закинута назад. Из раскрытого рта вывалился сухой белый язык. Сделав еще одно усилие, бурсак упрямо потянул их за собою.

Наконец впереди показалась лестница, ведущая куда-то вниз. Из последних сил Хома ринулся туда, и, развернувшись боком, они, держа атамана под руки, медленно зашли на узкие ступени. Громко захрипев, Язва, который шел первым, вдруг оступился, и они покатились вниз, толкая друг друга, больно ударяясь ребрами о ступеньки.

Когда Хома наконец очутился в самом низу, тело атамана с легкостью тряпичной куклы рухнуло на него. Глубоко вдохнув, Хома раскрыл глаза и увидел, что Братислав мертв. Его бледно-голубое лицо исказила уродливая смертельная судорога.